На Тихорецкую

На Тихорецкую состав отправится.
Вагончик тронется, перрон останется.
Стена кирпичная, часы вокзальные,
Платочки белые, платочки белые
Платочки белые, глаза печальные.

Начнет выпытывать купе курящее.
про мое прошлое и настоящее.
Навру с три короба - пусть удивляются.
С кем распрошалась я, с кем распрошалась я,
С кем распрошалась я, вас не касается.

Откроет душу мне матрос в тельняшечке.
Как тяжело то ему жить бедняжечке.
Сойдет на станции, и не оглянется,
Вагончик тронется, вагончик тронется,
Вагончик тронется, перрон останется.

Одна девчоночка сижу, негрустная,
И только корочка в руке арбузная.
Ну что с девчонкою такою станется?
Вагончик тронется, вагончик тронется,
Вагончик тронется, перрон останется.

На эти стихи М. Львовского, как известно,  композитор М. Таривердиев сочинил песню . Все эту песню знают, но не все задумываются о том, что слова эти исходят из души, которая возвращается из Анапы в некий северный город, скорее всего в Москву.
Вот этим песенным маршрутом, мимо Тихорецкой, мы и проехали. И вагон был и матросик какой-то промелькнул и арбузы продавались. Правда какие-то не впечатляющие были арбузы. Были в вагончике и девчёночки, но про них нельзя было сказать, что они "негрустные". Девчёночки часто выходили тамбур покурить , чувствовалось, что они с большим трудом приходили в себя после ударного отдыха. С кем они распрощались, и мне и всем вокруг было безразлично, так что, с девчёночками было не совсем, как в песне.
 Ехать и смотреть в окно было интереснее, чем выпытывать у чужих девчёночек про их прошлое .
 Видел, например, в Балашове дом, отеплённый снаружи изошпаном. Зеркально-морщинистая поверхность этого передового материала придавала жилищу весьма неожиданный вид. Я назвал это дом-термос. Но есть в нём что-то и от космических полуфабрикатов. В любом случае, этот образец современного народного творчества обращает на себя внимание. Посмотрите сами:

нередко, теперь, в городах и посёлках вдоль железной дороги ставятся звукоотражающие панели. Это, должно быть, очень гигиенично. Но, лично мне, было сильно неприятно оказываться вдруг в каком-то футляре и лишаться возможности видеть жизнь незнакомых мне поселений. Впрочем, возможно, эти панели устанавливаются в большей степени не для защиты придорожных жителей от стука железных колёс, а для того, чтобы проезжающим не видно было убогой жизни нашего народа.
 Как я заметил, большинству пассажиров и так не хотелось смотреть в окно. В этом году произошло резкое изменение в поездных развлечениях. Если год назад люди как и прежде, спали, ели и разгадывали кроссворды, то теперь чаще всего смотрят кино(ТВ?) или в планшете, ноутбуке, смартфоне, или телефонируют. Если нет связи с большой землёй, то лежат с наушниками, воткнутыми с голову, и слушают музыку. Произошла гад-жетовая революция железных дорог.
Так, вот, вагонное население, почти  всю дорогу, почти поголовно погружено в гад-жеты, и смотреть на просторы Родины не желает. Это просто удивительно, но наш народ видеть не может свою страну! Изредка человек бросит в окно тоскливый взгляд: что там? Всё то же?  ДА, всё одно и то же! Скукотища. Ничего интересного! Обрыдлая бесконечная Родина.
И, словно, выдёргивая ногу из лужи, человек брезгливо-равнодушно отводит взгляд от реальной картины бескрайних русских просторов, чтобы с облегчением уткнуться в дисплей своего родного, любимого гад-жета.

 В прошлом году я с удивлением обнаружил отсутствие мелкой перронной торговли, которая прежде была почти единственным источником дохода для придорожных поселений. Я, даже, подумал, что государство урегулировало коробейников и закатало под асфальт эти многочисленные, но, неофициальные ростки частного предпринимательства. Оказалось, что я ошибся! Хотя, возможно, это закатанные в прошлом году ростки пробились сквозь асфальт. На всех небольших станциях к вагону высыпали тёртые жизнью мужички с бутылками пива или копчёной рыбой, и женщины со стряпнёй. Более того, теперь во все самые отдалённые закутки проникло представление о евро-стандартах общественного питания! Теперь усталая среднерусская тётенька предложит тебе одноразовый пластиковый лоток, словно в самолёте, на котором сервированы одинаковые ровные ломтики картошки, котлета(возможны варианты), всё это декорировано веточкой петрушки или укропа, и затянуто плёнкой! Раньше я у перронных продавщиц ничего подобного не видел.

На одной из станций к вагонам привычно устремились торговцы, и тут же в их рядах прошелестело слово: "милиция!"  Все эти мужички с копчёными толстолобиками, все женщины с замучанными артритом коленками и пальцами, вся толпа в панике рванула через рельсы, вверх по насыпи, к своим привокзальным хатам. Было такое впечатление, что беженцы с огромными сумками спасаются от налёта вражеской авиации.
Появился молоденький милиционер, для солидности украсивший свой ремень парой наручников. Торгующих изгнали с перрона. В десятке метров от нас по насыпи вверх карабкались, задыхась, немолодые женщины с баулами в обех руках, на перроне стоял я, проводница со свежекупленными плюшками и бабулечка, не успевшая взять ноги в руки.
Милиционер ухватил за шиворот бабку.
-стой! Ты что тут делаешь?
-пусти! Я просто так тут. Вон, сумка моя. Пусти! Дай сумку заберу! Ухожу я! Ухожу!
-забирай. Уходи.
Милиционерчик отпустил бабулечку. Она ковыляя, словно подстреленная утка, потащилась к своей сумке с товаром, и подняв её, направилась вдогон остальным беженцам, сердито бросив стражу закона через плечо: То же мне, преступников нашёл! Воров бы лучше шёл ловить!
Амнистированная бабушка высказалась, и почапала поперёк рельсов.
Без выручки. Но вольная!
Нелепее всего было то, что происходило всё это в маленьком посёлке, где все всех знают.  Кто чем зарабатывает на небогатую поселковую жизнь - всем известно, проводить поиск, разоблачение и задержание совершенно бессмысленно!   Все персонажи, задействованные в этой сцене, - соседи! И вечером, этот милиционер, придя домой, будет разговаривать с теми, кого арестовывал сейчас, совсем иначе, по-соседски. Этот полисмен прекрасно знает, что соседка его, тётя Маша, которая в детстве угощала его пирожками, сейчас печёт всё те же пирожки и через полчаса пойдёт продавать их к поезду. И он, если будет его смена, пойдёт её ловить. А когда сосед-милиционер уйдёт с перрона, она вернётся назад, или к следующему поезду. Расписание поездов и ловец и кормильцы знают наизусть... Сам представитель власти прекрасно знает, что после его ухода с перрона мелочная торговля возобновится, он как камень брошенный в болото на миг возмутит спокойствие провинциального распорядка, но, даже круги по поверхности не побегут, сочная тина моментально успокоит волну и затянет пробитую камнем дырку, всепоглощающая зелень не оставит никакого следа от воздействия любой внешней силы. Так, для чего же молодой милиционерчик баламутит своё родное болото, если знает, что его работа - это напрасно потраченная молодость?
Глупо! Но, что поделать, служба! Ему отдали приказ: шугать торгашей. Он, будучи государственной единицей, должен исполнять приказ.

Всё это я видел своими глазами. А сколько ещё всякого можно насмотреться, если ехать по железной дороге!
Скажите, зачем нужны какие-то гад-жеты, если есть Дорога? Если есть российская железная дорога, зачем придуманная и разыгранная на дисплее  киношная судьба? Зачем нужна электро-читалка, если вокруг тебя есть настоящая жизнь, если ты движешься по Русскому Пути сквозь времена и просторы?
Был бы я поэтом, то написал бы новую песню про вагон, который едет от Новороссийска мимо станциТихорецкой, мимо Сердобска и Круглого Поля, едет до самой Воркуты. Сочинил бы песню не хуже той, что давно придумана. Но я не поэт. И не композитор! Не напишу я новой песни о вагоне, просторах моей страны и увиденном в пути. Увы, это так. Я не гений. Впрочем, может это и к лучшему.
================